Иду я в Ялте за водичкой в бювет, что на улице имени А. П. Чехова, а навстречу мне красавица. Всё в ней было прекрасно до того момента, как она открыла рот:
— Когда, вы, русские, уже уйдёте отсюда. Когда вы все передохните. На вас противно смотреть. Одеваетесь — не поймёшь, мужчина или женщина.
— А почему вы решили, что я русская?
И пошло, пошло, пошло…
— Давайте с Вами поговорим, — предложила я.
— Да не хочу я с Вами разговаривать, — разошлись.
Дошла я до воды «не солоно хлебавши» и тут выяснилось, что «на бювете» её знают: она тоже сюда приходит и говорит, говорит, говорит всё в таком духе каждому. Удивительно! Что её побуждает так чувствовать? Если больна, то почему у неё хватает сил и средств на то, чтобы прекрасно выглядеть?
Другая история. Продаёт киевлянка две своих квартиры в Ялте. Обожает Южнобережье. В родном Киеве — болеет, у моря — возрождается.
— Лучше продайте киевскую квартиру, живите у нас. У вас недвижимость уже пятнадцать лет в Ялте, паспорт российский получите. Что за проблема?
— Поздно мне на старости лет Родину менять.
Киевлянка по роду деятельности принадлежит к научной интеллигенции, как говорили в советское время. Но стоит только заговорить о политике — интеллигентность испаряется. Из большеглазого робкого тушканчика она превращается в злобно воющую гиену. О душе пора подумать. Если после смерти жизнь человека не заканчивается, то там, на небесах, остаётся ли в человеке чувство патриотизма?
Родина — родной язык, национальный характер, общие генетические особенности, коллективное подсознательное, религиозная принадлежность — продолжите тему, что это означает и значит Родина?
Русскость — берёзка, а крымскость — скорее глициния. Однако я чувствую себя русской притом, что берёзка для меня «иностранка». «Надо же, растут, — с удивлением созерцаю я нездешнюю, скромную красоту берёзок у памятника Юлиана Семёнова».
Помнится, 18 марта, как закончили голосовать, уже стемнело, и пошла я поздним вечером к памятнику В. И. Ленина ЛИКОВАТЬ. Хотелось приобщиться к общей радости и поделиться своей. А то уж я собралась в Севастополь переезжать, где всё и всегда было пропитано русской укоренённостью.
Пришла, а ликования-то и нет. Только малочисленные чиновники, видно, по указанию начальства маячат в потёмках: тоска и разочарование. Я даже растерялась.
И вдруг из темноты — шесть человек с Российскими знамёнами: Урра! Я с Вами! Ну, конечно, кто-то их организовал. Кто-то им и знамёна дал — это всё ясно. Может быть, и заплатил: не в этом дело. Но как же мне было радостно к ним присоединиться! Однозначно и я, и эти люди жили с чувством: МЫ — РОССИЯ.
И вот прошло пять лет. Сказать, что праздничная эйфория не покидает меня, было бы лицемерием. Мы живём так, как и вся русская глубинка: где-то получше, где-то похуже.
Родилась я в Крымской области, г. Ялта, республика Россия, страна — СССР. Но хочу всё-таки жить не в Крымской области, а в Республике Крым. По факту и настаиваю на этом факте. Хочу не вереницу высотных гостиниц, а виноградники. Сохранённые леса и чистые воды морей и рек. Колыбель православия, культуру и историю, не изуродованные примитивизмом новодельческого мышления. И кроме нас, местных жителей, и любящих и приобщённых к Крыму, в этом направлении, на этой необъятной ниве никто трудиться не будет.
Есть ли препятствия на этом пути? Конечно, есть. Вот одно из них. С каждым годом, будь то маленькая должность или значительная, лучшие работники вытесняются, худшие — на зарплате. Традиция — ещё с советских времён. Этому способствовала уравниловка, блат и партрешето. Сейчас же — всё тот же блат, ещё более жёсткий «элитный» междусобойчик, коррупция. Как же это бесчеловечно и губительно для страны в целом, для Крыма — в частности.
Что же касается Ялты — здесь всё усугубляется тем, что нет для «профи» выбора. Должность, соответствующую твоей специальности, можно ждать годами. Не поладил с начальством, уволишься, а больше-то и некуда пойти. Каждый руководитель в Ялте быстро находит покровителей: «приезжайте в гости в южную столицу — встретим».
Те же работающие, кто демонстрирует высокий профессионализм и сопутствующее чувство собственного достоинства, будут «выдавлены» из коллектива рано или поздно.
Возлюби Ялту: за что?
Кто и что делает Ялту городом, в который хочется вернуться? Либо Ялта — Мекка российской интеллигенции, либо новодел для перестроечных толстосумов, которыми «брезгует» Европа: «Знаем-знаем как эти русские капитал свой заработали».
«Любой каприз за ваши деньги» — конечно же, шутка, в которой только доля шутки. Увы, процесс пошёл при Украине и продолжается, видоизменившись. Ясно и понятно, что превращая Ялту в новодел, мы проигрываем по всем позициям и экономическим в том числе. При этом утрачиваем чувство собственного достоинства. И, глобально, только начавшую формироваться национальность — крымчанин. Я не делю Родину на большую и малую. Родина и порождающее ею чувство патриотизма — явление сакральное. А в сакральном нет категорий большое и малое. В спорах о «высокой» политике (на которую как повлиять?) распадались семьи, вчерашние друзья переставали здороваться и, в то же время, возникли новые межличностные отношения на основе единомнения по теме «КРЫМ — НАШ»…
— Не соромся менi… — так неожиданно заканчивает тираду украинская националистка после очередных злопыхательских выплесков, не стесняясь в выражениях (при этом совершенно без учёта моих суждений и чувств).
— О нет, вот этого от меня не дождётесь, — улыбаюсь я в ответ.
Помирятся наши Родины: настанет время.
Стихи над могилой
Было время, когда к русским стала возвращаться та русская классика, те авторы и их произведения, которые освобождали души и сознание от яда большевизма: Набоков, Булгаков, Мандельштам, Цветаева и многие многие… русское «зарубежье». Мы стали улавливать их мысли, их взгляды. Энергетикой этого противостояния овеян Крым, что и обозначилось итогово у Василия Аксёнова, называвшего Крым островом.
Давно ли я читала с широко открытыми глазами, в московской студенческой общаге МГУ «Мастера и Маргариту» (ксерокс, самиздат)? В 1978 году! И, как сейчас говорят, «взрыв мозга», —лекции философа Мамардашвили, насыщающие наше сознание совсем не идеями коллективизма. Из столицы в провинцию, в Ялту, докатывалась эта волна с запозданием. А Серёженька, бывший хиппи, студент Литинститута, привозил в рюкзаке вчера ещё запрещённые те книги классиков, которые совсем уж не относятся к литнаправлению социалистического реализма.
Приехал Сергей-книгоксероксоноша на практику в редакцию газеты «Советский Крым» и подружился с выпускником Литинститута, то есть с «однокорытником», Николаем Алиповым. На его недавнюю трагическую смерть Сергей так откликнулся:
«Очень жалко мне Колю. Вижу его как живого. Он много водил меня по Ялте и показывал дома, где жил кто-то известный. И просто красивые дома. После общения с ним в меня навсегда вошла Ялта. Ходя по городу, я наступал на старые камни, думая о том, что на этом камне могла быть нога Бунина, Набокова, Цветаевой… Многоточие это бесконечно. Легче сказать, кого в Ялте не было (Лермонтова и Достоевского). Но дом, где жила жена Достоевского, он мне показал. И место расположения гостиницы „Франция”, где Анна Григорьевна умерла. И на Поликуровку мы ходили, на могиле Богдановича я прочитал Коле стихи акмеиста на белорусском языке. Когда я жил у тёти Ани, то каждое утро ходил к морю путём Чехова, прогуливая её Барбоса и мы вместе наступали на камни Чехова. Барбос немедленно купался в холодной воде возле «Эспаньолы». Потом я пил кофе на „Спартаке”, а Барбос меня ждал у дверей. В Москве мы с Колей встретились один раз в кабинете Союза писателей, где сидела Абаева, чей муж тогда также переехал в Москву, и Колю Алипова, вероятно, он и перетащил. Коробов также работал одно время в музее Чехова и показал мне „запретные” комнаты. Интересна была статья Николая Алипова в «Советской культуре» по поводу Часовой башни. Мы бродили по Ялте и говорили исключительно о Ялте».
Любить Ялту — это значит культивировать в себе духовность. Вот этим занимались тогда ещё два молодых человека Сергей и Николай — писатели и журналисты.
Характерное явление — профессионалы на обочине
Продолжение этого письма естественным образом перетекает в тему, о которой говорят разве что два человека между собой, интимно, но не как не три — уже коллектив, уже «политес» надо соблюдать.
Именно поэтому не пишу фамилию Сергея — тогда появляется возможность высказаться без адаптации: «Судьба Коли напоминает мне судьбу Капитана. Когда Крым отошел к Украине (Сергей, конечно, знает, что официально Крым в составе Украины с февраля 1954, но конкретное „вживление” Украины в Крым началось с перестройкой — это понятно без предисловий), он продал квартиру в Массандре за гроши (вынудил его брат покойной жены с „западенщины”, который там служил майором в „милицейщине”: намекнул, что кирпич на голову упадёт). Капитан купил квартиру в Ростове, с видом на Дон. И сразу после Крымской весны эту квартиру продал и вернулся. Уже в Евпаторию. Я думаю, что год назад он умер. Переписка была почти ежедневная. И вдруг оборвалась. Общих знакомых больше нет: умерли все».
К слову, изначально Украина отнеслась к Крыму не как к своему, кровному, а как к чужому: высасывать все соки и при этом доказывать, что Крым на гособеспечении у Киева и сам ни на что не способен.
А что Крымская весна? Ей пять лет: как наш общий с Россией ребёнок растёт быстро! Была свадебка, а теперь — трудовые будни, ребёнка надо растить, чтобы не вырос уродом.